Персиваль зевнул и нервно поежился, выходя из экипажа. Всю дорогу с вокзала ему под воротник задувал не самый гостеприимный северный ветер, который вкупе с ползущей от Кильского фьорда прохладой довел его насморк до критической, напрочь лишающей вкуса, обоняния и какого бы то ни было удовольствия точки. Но это, собственно, было не самой главной проблемой: за последние трое суток на долю Перри выпало слишком много всевозможного транспорта и бессмысленных ожиданий. После долгого пути по воде до Гамбурга и чуть менее длительного, но крайне неприятного переезда по новой железной дороге от Гамбурга до Киля он так изголодался по свежему воздуху и свободе движений, что почти с нежностью подставлял немногие открытые участки тела прохладному ветерку.
Экипаж снова застучал колесами, удаляясь от него в направлении пристани - "поехал за новой добычей". Адельхайм замер, в нерешительности озираясь по сторонам: что дальше? Уже вечерело, последние лавки главной рыночной площади, где его высадили, как раз закрывались; в просветах между зданиями вились, маня за собой в теплый свет из окон пабов, кривые тощие переулочки. Были и улицы пошире - Перси насчитал девять. Куда же теперь? Краткая инструкция с описанием задания и картой города выпирали из нагрудного кармана, неприятно оттягивая воротник. Это чувство добралось до его сознания лишь сейчас, и он тут же поспешил извлечь эти драгоценные брошюрки на свет божий, чтобы получить хоть какую-то информацию относительно своего нынешнего местположения. Да, все верно - одна главная улица, проходящая по диагонали через рыночную площадь, и еще восемь больших, обрамляющих её. Гостиниц на карте не видать, придется искать самому. Перри зевнул еще раз: в последнее время ему не часто приходилось говорить по-немецки, и необходимость восстанавливать в памяти все нюансы местного Хольштайнского диалекта нагоняла на него жутчайшую скуку. Впрочем, это могло подождать - сейчас есть кое-что поважнее и, несомненно, интереснее... Он развернул карту полностью, пристально вчитываясь в стайки мелких буковок на самых краях. Дорога на Хузум. Железная дорога на Гамбург. Мелкие торговые пути, не имеющие для него никакого значения. Очевидно, вдаваться в описание природы составители карты не собирались - на ней не были обозначены леса и поля; даже Кильский Фьорд и озеро Маленький Киль были очерчены не полностью, блеклым пунктиром - наверное, лишь для того, чтобы удобнее было обозначить местоположение порта и мостов. Спрашивать местных у него пока не было особенного желания, поэтому Перси, подняв с мостовой небольшую дорожную сумку, недобро ухмыльнулся и отправился на поиски самостоятельно.
Начать следовало с северной стороны - там меньше вероятности заплутать среди многочисленных портовых складов, да и, к тому же, возле большого озера непременно должен быть хоть какой-то лес. Пробежавшись по надписям, Адельхайм остановился на Мартенсдамм - это название больше других пришлось ему по душе - и, нервно насвистывая любимую мелодию, решительно направился вниз по улице. Улица оказалась едва ли не самой широкой из всех, но при этом была на удивление пустынна. Ветер дул теперь прямо в лицо, но запаха сырости и тины от озера не ощущалось совсем. "Чертов насморк", - подумал он, - "надо выпить чего-нибудь горячего". Теперь он припоминал: так бывало всегда, когда они с семьей приезжали на север. Ему уже случалось бывать в этой земле, только не в Киле, а в Шлезвиге, и оба визита сюда Персиваль запомнил исключительно благодаря этому противному насморку. Интересно, его поэтому сюда послали? Хотят проверить, не осталось ли каких-нибудь теплых семейных воспоминаний, отвлекающих от работы экзорциста? И почему именно по этой чертовой дороге через Гамбург, почему не через канал и не по Хузумскому пути? Думали, он сбежит на пару деньков, чтобы наведаться на родительскую могилу? Персиваль нахмурился: для него было привычно испытывать недоверие, но чтобы не доверяли ему - такого еще не бывало.
Он остановился, зажмурившись и помотав головой. Эти глупые беспочвенные подозрения изрядно досаждали ему: в конце концов, ведь дорога от Хузума скорее всего еще не достроена, а водное сообщение в узком канале не самое быстрое, так что, вероятно, выбранный маршрут был самым оптимальным. Перри снова закурил, и огляделся - скорее не из интереса, а чтобы отвлечься, отогнать раздражающие мысли. Только тут он заметил, что забрел в тупик. Уже почти совсем стемнело, и в сумерках перед ним во всю ширь поблескивал Кляйнер Киль, перехваченный на северо-западе крохотным и очень хрупким на вид мостиком. Никакого леса впереди не было - лишь городские окраины, а за ними бескрайние поля, тянущиеся почти до самого горизонта.
Адельхайм с неохотой повернулся. "Приехали. Видимо, придется искать южнее." - подумал было он, но стоило вглядеться вперед, и в голове поползли еще менее приятные мысли. В темноте перед ним маячили мрачные очертания незнакомого города. Вокруг не было ни души, лавчонки уже давно закрылись, а на жилых домах ставни были плотно захлопнуты – здесь, на севере страны летом темнело поздно, а воздух, шедший от фьорда, был холоден, поэтому все окна и двери плотно запирались еще засветло, чтобы ничто не нарушало спокойствие до утра.
До утра. Он не имел ни малейшего понятия, где здесь находятся гостиницы, и не особенно представлял себе, где найти место для ночлега. Значит, придется все-таки отыскать какой-нибудь людный паб и поспрашивать там. А что, если его узнает кто-то из внезапно объявившихся старых знакомых? Нет, даже это не особенно важно – больше всего на свете его раздражала сама необходимость с кем-то разговаривать, особенно с этой тупоголовой серой массой, напридумывавшей себе всяких историй про «оборотней». Однако ночевать на улице, в этой сырости и грязи, хотелось еще меньше. Обреченно вздохнув, Перси с крайне мрачным видом направился обратно к рыночной площади.

Отредактировано Percival Wilhelm Adelheim (22.01.2012 03:50)

Темнота на севере никогда не бывает густой. Она всегда немного прозрачная, звенящая, даже летом - но не здесь. Перри с удивлением обнаружил, что плотные прохладные клочки тьмы вокруг него сгущаются еще сильнее, приобретая почти ощутимый вес. "Туман", - он скорчил недовольную мину, - "Ну еще бы, в такой сырости похолодание в середине лета ни к чему другому привести не может. Не испортить бы костюм."
Кривые переулки лениво вились, плавно перетекая один в другой; их облезлый безликий вид не вызывал совершенно никаких эмоций. Однако идти по более широкой улице, подставляя спину ветру, совсем не хотелось, поэтому Персиваль двигался параллельно своему прошлому маршруту. Он шел, выдерживая направление к центру города почти машинально - на то, чтобы запомнить расположение наиболее важных объектов на карте, ушло всего несколько секунд. Да и потом, заплутать в таком маленьком городишке довольно сложно, если ты - солдат, которому привычно ориентироваться в кромешной тьме и суматохе на передовой... Персиваль гордо задрал нос, вспомнив о своих былых подвигах, и тут же как назло под ноги подвернулась отвратительная грязная лужа. Свой драгоценный нос он, к счастью, разбить не успел, но вот костюм своевременное возвращение в состояние равновесия не спасло: брюки были безнадежно испорчены мелкими каплями зловонной жижи, покрывшими все почти до колена. Перси, выругавшись коротко и непечатно, достал было из сумки платок, но тут же поморщился и затолкал его в карман, выискивая пальцами пачку сигарет: едва ли крохотный чистый накрахмаленный платок помог бы избавиться от этой мерзости. Зато так пришлось бы выбрасывать не только брюки, но еще и его.
Адельхайм закурил. От долгого отсутствия пищи и обилия курева во рту появился неприятный привкус подгоревшей карамели, рождающий в голове и в желудке смутные, но явно не самые лучшие ощущения. Тем не менее, отказаться от этой привычки в подобной ситуации ему не позволяли ни нервы, ни гордость, ни пробирающийся по самым кончикам пальцев страх, поэтому Перри решил просто не думать - ни о привкусе, ни о грязи на штанинах, ни об этом дурацком городе, ни о необходимости искать себе место для ночлега. Впрочем, одну довольно любопытную вещь он решил оставить: самое время было вспомнить об этом до смешного глупом задании. Было в нем что-то такое знакомое, смутно напоминающее что-то давнее и блеклое из раннего детства…
Слухи об оборотне? Нет, подобными рассказами его могла пугать разве что наивная мамаша, а ей на это редко хватало времени. Значит, вторая составляющая этой скверной истории – пропажа детей. Когда и где ему доводилось с этим сталкиваться? Нет, в последние дни его жизни в Джерси дети, конечно, пропадали довольно часто – в связи с запретом ввоза рабов невольничий рынок находился в упадке, поэтому малыши были лучшим и единственным способом его возродить. Но это воспоминание слишком свежее, еще не запыленное и не затуманенное, надо копать глубже… Но глубже только его счастливое детство в Вестфалии, а там ничего подобного ему наблюдать не приходилось, это уж точно. Разве только… Персиваль зажмурился и напрягся, делая следующий шаг. Затянувшись поглубже, он постарался собрать всю волю в кулак и погрузиться в мутную болезненно серого цвета гладь воспоминаний. Быстро, не мешкая, не заглядываясь по сторонам. Искать только одну определенную нужную вещь. «Не останавливаться, не зевать, иначе опять сойдешь с ума и никто тебя больше не…»
Бесполезно. Он не мог. Никак не мог вспомнить ничего, кроме лица той женщины, которое стерло все другие воспоминания о тех временах. Но теперь он мог точно сказать, что знает, где и от кого слышал раньше эту… нет, даже не историю. Сказку. Старую народную сказку из тех, что она так часто рассказывала им с Клемс.
А тем временем, бледное мерцание пустой рыночной площади уже виднелось в просвете между домами. И никаких признаков жизни больше – что же, ему посреди мостовой спать? Конечно, ему не впервой, но с таким ветром и в такой грязи…нет уж, увольте. Запасные брюки у него еще есть, а вот если испачкается еще и куртка, ему что, придется разгуливать в одной сорочке?
Вдруг вдалеке на сером фоне мелькнуло темное пятно. Приглядевшись как следует, Персиваль не без труда распознал в нем человека – правда, такого тощего и мелкого, что его запросто можно было принять за охотничьего пса. «Однако не стоит спешить с выводами», - задумался Перри с довольной ухмылкой, - «кажется, он довольно прилично одет и, наверное, знает, где здесь гостиница.» Пятно быстро удалялось в направлении одного из глухих жилых кварталов, который с этого ракурса походил на темный безжизненный склеп. И все же, Перси поспешил за человеком, надеясь, что нога на этот раз его не подведет и что его таинственный спаситель не окажется возникшим от интоксикации и усталости миражом.

Ноги непривычно немели, так, что выбоины и стыки камней в мостовой воспринимались нечетко и отстраненно, будто отголоски городских воспоминаний на густой деревенской траве. Персиваль сначала удивленно замедлил шаг, прислушиваясь к этому ощущению, но тут же выругался про себя и поспешил вперед, пока еще была слабая надежда провести ночь под крышей. Он с опаской вглядывался вперед, туда, где только что исчез незнакомец: повезет ли ему? Кто знает, может, это сынишка каких-нибудь нелюдимых крестьян, которые ни за что не станут с ним разговаривать и уж тем более не пустят переночевать. Наконец, из-за поворота заструился теплый мягкий свет и послышался шум - очевидно, все его опасения были напрасны: мальчик привел его прямиком к местному пабу.
На пороге Перси замешкался на пару мгновений. Изнутри веяло гомоном, потускневшим вблизи дымным светом, теплом, съестным, немного людьми, немного животными, и этот ураган запахов, неведомым образом пробившийся сквозь насморк прямо на самое дно головы, вмиг развеял его твердые намерения, увлекая за собой и в то же время пугая, отталкивая. Ему редко приходилось ощущать так много сразу. На войне был запах людей, людей и животных - потому что люди пахли животными, а животных было жалко больше, чем людей. Едой пахло редко, тем более такой живой и настоящей. Что же до запаха курева и оружия, его никто уже не замечал: это был не запах даже, просто воздух. Были и запахи душной ленивой свободы его отроческих лет, и ароматы мотовских легкомысленных ночей юности... Но не то, все не то. Те запахи были конкретные, не разветвленные на тысячи составляющих, а этот...эти? Эти не говорили ни о чем. Они разбивали на части, разрозняли все ощущения, сбивали с толку и оставляли пустоту - будто в унисон этому дурацкому заданию, в котором так же точно среди множества не связанных друг с другом деталей отчетливо виднелась только пустота и бессмысленность.
На пике этой внезапной растерянности Персиваль чихнул. Противная вязкая слизь тут же поспешила вернуться на свое место, и вся магия запахов мгновенно рассеялась, будто её и не было вовсе, но он все равно стоял в нерешительности у входа: вместе с предыдущей волной сомнений накатила вторая, за ней третья... Ему придется разговаривать с этими простолюдинами? Что, если его, иностранца, примут враждебно? Вдруг его кто-то узнает? Он сделает ошибку в речи? Нет, это же со стыда помереть можно!.. "Тьфу. К чертовой матери. Не пойти ли всем этим тупым нищебродам на непечатное? Чтобы я еще так из-за них нервничал, пфе!", - мысленно огласил вердикт Адельхайм и тут же решительно распахнул дверь, чтобы избежать дальнейших неприятных диалогов с собственной трусостью.
Помещение оказалось тесным и убогим. Теплый воздух, что должен был порадовать после колючего ветра на улице, противно лез под воротник, спирая дыхание и выгоняя на лоб и лицо мелкие жирные капельки пота. Перси поморщился и полез за платком, стараясь наклониться пониже, чтобы спрятать лицо от мгновенно упершихся в него любопытных взглядов крестьян. Он удивился: в большинстве из них почему-то отсутствовала враждебность. Видимо, эта история с пропажей детей для тех, кого она не коснулась напрямую, была лишь забавой - кто-то получал двойной навар на заинтересовавшихся приезжих или приглашенных следователях, а кому-то просто было о чем посплетничать за ужином. Перри засуетился, пробираясь с по-прежнему опущенной головой вглубь помещения, выискивая темный уютный угол подальше от смердящей толпы. Теперь это добродушное любопытство вызывало у него еще большее отвращение, чем если бы это были самые злобные презрительные мины. Неужели эти люди надеятся на помощь приезжих, если они даже не могут получить полноценную поддержку своих?
Поток людей все не кончался, да и столы, похоже, все были заняты. "Спросить свободную комнату и заказать ужин туда?", - с сомнением задумался Перси, оглядывая помещение еще раз. В этот миг его взгляд уткнулся в знакомую спину, в которой он довольно быстро признал своего случайного проводника, который, к тому же, еще и сидел за столом в гордом одиночестве. Недолго думая, Адельхайм направился к нему: его чутье редко его обманывает, этот человек точно достоен того, чтобы завязать с ним беседу, да и потом, выбирать все равно не приходится...
- Добрый вечер. Могу ли я просить юного господина позволения присоединиться к нему в этой скромной трапезе, дабы вечер показался..скучным..не... - разогнавшись со сложной фигурой речи и выдержав по всем нормам первую половину фразы, Адельхайм споткнулся в середине инфинитивной конструкции и дальше умолк, совершенно потеряв уверенность. "Чертов немецкий, знал ведь, что все позабывал", - он обиженно сморщился, будто злился на собеседника за то, что тот вовремя не перебил его. Замявшись и покраснев, он все-таки решился продолжить:
- Я хотел сказать, э... Парень, можно я сюда присяду? Мест нет больше, вот и... - Перри с надеждой посмотрел на собеседника, не пряча лицо и приоткрыв губы в умоляющей полуулыбке. Только теперь он заметил, что этот человек тоже выглядит по-дорожному. И о чем только он думал? Этот парень, может быть, вообще из Дании или Швеции, с чего бы ему знать немецкий? Идиот. Безмозглый манерный дурак, надо было просто попросить у хозяина комнату...
Чуть опустив голову, но стараясь даже после такой комичной речи сохранять достойный вид, Перси молча ждал ответа.

Мальчик был явно испуган. Его неумелая гостеприимная улыбка выглядела скорее отчаянным воплем о помощи. «Не удивительно», - подумал Перри, снова выругавшись под нос. А может, здесь вообще всех приезжих теперь так воспринимают? Нет, ну он, конечно, разогнался с обращением на ломаном немецком к первому попавшемуся человеку, да еще и с такими хамскими просьбами, но и собеседник его тоже хорош: так подпрыгнул за столом, что даже среди такого гомона можно было четко расслышать громкий стук. «Хорошо, что там ничего нет», - он мысленно подбодрил себя, скорчив угрюмую мину, - «Не хватало еще, чтобы этот дерганый и плащ мне какой-нибудь дрянью облил. Хватит с меня испорченных брюк…»
- А! Д-да, конечно! Садитесь, пожалуйста. – Персиваль спохватился и тут же вернулся к прежнему холодно-учтивому выражению лица. Каким бы странным собеседник ни был, хамить ему точно не стоит – «Черт знает, на кого нарвешься.» Словно в подтверждение свежеприобретенного эпитета «странный», мальчик зачем-то отодвинул перед Адельхаймом стул. Перри, никак не ожидавший подобных проявлений вежливости, нерешительно кивнул и, опустив голову, поспешил сесть за стол, тщательно скрывая смущение. Сидящий напротив блондин, кажется, был смущен не меньше – или, быть может, его все еще сковывал страх? Глядя на тощие запястья, чуть подрагивающие между плотно прижатыми друг к другу коленками, Перси с неудовольствием подумал, что, возможно, у ребенка куда больше оснований его бояться. Зря он сразу не обратил на это внимание: мальчик сидел один в таком месте, и поблизости не было никого подходящего на роль его отца или матери. Кроме того, он сразу же пригласил Перси за стол, из чего можно было сделать вывод, что мальчишка совершенно точно пришел в паб один, а если учесть также время суток и его дорожную одежду…Наверное, просто сбежавший из приюта сирота. Решил, небось, что Персиваль – торговец детьми, инспектор или что-то в этом роде… Перси фыркнул. Его раздражали такие люди, с малых лет бродяжничающие и в большинстве своем промышляющие мелким воровством. Впрочем, этот на вора не походил. Адельхайм окинул сидящего напротив беглым, ненавязчивым взглядом: одет опрятно, но без излишеств, сумка небольшая и не слишком набитая, приятные черты лица, веющие честностью и благородством… Впрочем, внешность всегда обманчива, а у мальчика кроме нее был еще и странный не подходящий по размеру головной убор, разом аннулирующий все алиби.
- А Вы… тоже не местный, верно? – внезапный вопрос оглушил Перси. Так ему и надо, нечего лишний раз себя накручивать…Сказать правду? Черта с два. Доверять никому из местных Перри не собирался – по крайней мере пока. Значит…
- Турист, - как можно более уверенно выпалил Персиваль. – Говорят, у вас тут оборотни завелись, так я приехал посмотреть, - для пущей убедительности он завершил фразу наивным, немного глуповатым тоном. В конце концов, он же не обязан говорить этому мальчишке правду только за то, что тот пустил его за столик! Однако почему-то Адельхайм чувствовал себя неловко. Конечно, это верное решение, пока никому лучше не знать об истиной цели приезда экзорциста, но Персиваль все равно чувствовал себя немного виноватым, обманывая именно этого ребенка. «Ладно,» - он скривил губы – «Если буду уверен, что ему можно доверять, расскажу.» - почему-то Перри казалось, что он и так уже вполне достаточно уверен в этом человеке, но прагматическое нутро брало верх над чувствами, и он замял в себе эту неловкость, нерешительно поднимая взгляд. Тут очень кстати подоспела хозяйка с едой. Брюнет недовольно взглянул на тарелку: что и следовало ожидать от ребенка – сладкий пирог и какое-то горячее варево.
- Что-нибудь желаете? – хозяйка снова привлекла внимание Перси, заискивающе глядя в глаза и выжидая заказа. Ему очень хотелось съязвить в ответ на такое явное подхалимство, но он успел вовремя удержать язык за зубами, мысленно дав себе пинка: здесь не время и не место для снобизма, ему еще ночевать где-то надо.
- Клопсы и картофельный суп, - на изысканную кухню можно и не надеяться, значит, тогда уж лучше посмаковать что-нибудь традиционное. – И грог, - вовремя спохватился Адельхайм. Хватит с него этого отвратительного насморка, горячий алкогольный напиток наверняка поможет с ним справиться.
Хозяйка торопливо скрылась, расплывшись в сытой улыбке, и теперь, когда его «живой щит» его покинул, Персиваль вынужден был обратить свой взгляд на собеседника. Тот тихонько отхлебывал из кружки, явно наслаждаясь пойлом - Перси искренне удивился: как это вообще можно пить, тем более с таким удовольствием? Однако это, кажется была не самая лучшая тема для беседы. Вздохнув, Перри нерешительно протянул:
- А ты, - и тут же, спохватившись, поправился: может, он и ребенок, но этикет есть этикет. – Вы. Вы откуда следуете и почему остановились здесь?

«Он что, прикидывается?» - брюнет изогнул бровь, с удивлением уставившись на собеседника. Впрочем, мгновением позже он мягко и осторожно расслабил мышцы лица, слегка улыбнувшись в ожидании ответа. Персиваль редко терял контроль над собственной мимикой, но этот случай был особенный: мальчишка действительно его удивил. Такое ощущение, что эту святую простоту вообще не заботит то, что перед ним сидит незнакомый и, возможно, опасный человек: такие по-детски живые эмоции на лице, выдающие с потрохами все его помыслы.
- …Из Дижона. Недолго жил в Берлине, набирался немецкому. Красивый город, Вы знаете… Величественный. Но после смерти отца я как-то не могу остановиться в одном городе надолго, - и снова перемены в лице. Перри изучал это лицо снова и снова с интересом и усмешкой. Его слова были доказательством гипотезы Адельхайма: мало того, что у него и так все на лбу написано, он еще и болтает вот так запросто о подобных вещах! Странно, что такой недотепа вообще выжил на улице, с такими-то порывами излишней доверчивости к первому встречному. Впрочем, насчет Берлина мальчик был прав, действительно… Персиваль еще раз оглядел его внимательно, вглядываясь в блестящие черные точки зрачков и силясь рассмотреть там свое отражение. Красивым, веселым, большим, интересным, милым или чудным Берлин может показаться почти любому, но едва ли кто-то осмелится назвать его величественным, не ощутив перед этим на собственной шкуре другую сторону медали - отвратительную, грязную, такую, что никогда бы не позволила применить к «светлой» стороне иной эпитет.
– Насчёт оборотней… Только не говорите, что Вы верите в эти сказки.  - увидев, как губы сидящего напротив человека снова приоткрылись, Перри невольно чуть дернулся, подаваясь вперед. Первым неосознанным импульсом было зажать рот этому глупому ребенку. Если только он начнет снова говорить о своем бродяжничестве и о гибели отца, если только хоть одна живая душа кроме него, Персиваля это услышит, если кто-то вызовет полицию и… Адельхайм вернулся в прежнее положение, с досадой смяв платок в кармане. Какое ему дело до судьбы этого сироты? Нашелся благодетель, не хватало ему еще вместо задания заниматься устройством неприкаянных детишек. Твердые накрахмаленные уголки платка снова напомнили ему о грязных брюках, которые противно прилипли к одной ноге, и это помогло ему вернуться от своего легкомысленного порыва к реальности. Тут же он понял, что слова собеседника относились совсем к другому вопросу и, собственно, беспокоиться было совершенно не о чем…
- Но историю на вечер послушать будет интересно. Не расскажете про этого… оборотня, что слышали?
- Мало чего, - торопливо парировал брюнет. Он беспокоился: за последнее время из-за этого мальчика он позволил себе слишком много разительных перемен в лице. Надо было отвлечь его, перевести разговор в другое русло, чтобы тот не надумал чего лишнего. – Говорят, мол, завелось в лесу за городом какое-то чудище, воет по ночам… А еще дети пропадать стали, вот и ходит слух, будто оборотень во всем виноват, - последние слова Перси договорил совсем бесцветным, безэмоциональным тоном, чуть поднимая интонацию вверх. Сначала он не собирался говорить этого, но в самом конце его осенило и он все-таки решился использовать этот грязный маневр для отвлечения внимания собеседника от собственного волнения. Интересно, что он подумает? Перепугается? Оживится? А может, образумится и бросит этот бродяжнический образ жизни, решив, что тут замешаны работорговцы и лучше ему не ошиваться где попало без присмотра, чтобы и его не поймали? Адельхайм лукаво улыбнулся, выжидая реакции мальчика, затем продолжил, хитро прищурившись:
- А Вы почему интересуетесь? Сказки любите, или просто от скуки решили хоть о чем-нибудь поговорить? Или, быть может, Вы испугались? – извернувшись-таки и выстроив верный обратный порядок слов, Перси протянул последние слоги с ювелирной точностью ровно настолько, чтобы его голос звучал нагло и уверенно, безо всяких девчачьих ноток, и, завершив этот последний аккорд, с довольным видом стал ждать ответа.

- Дети? Как гнусно, - Перри ожидал чего угодно, но только не такой реакции. Мальчик мало того, что не испугался торговцев детьми, так еще и бросил подобную честолюбивую фразу, заставив его задуматься: а действительно ли нормально то, что ему наплевать на тех пропавших детишек? Что, если собеседник сочтет его грубым и бессердечным за такой небрежный тон в подобной ситуации? Персиваль с сомнением оглядел его. Ребенок с явным удовольствием жевал кекс, поглядывая на двери и окна так, будто оттуда вот-вот появится невидимая рука,  собирающаяся отобрать у него лакомство. "Наверное, показалось", - неуверенно подумал Перси, нетерпеливо оглядывая зал в поисках хозяйки. Сейчас её отвлекающая болтовня и заискивающий взгляд были бы весьма кстати: он уже жалел о своей последней поддразнивающей реплике и  совершенно не представлял, что может услышать в ответ и что ему лучше на это сказать.
- Интересуюсь? О, скорее всего скука – будет честнее всего, - незнакомец выглядел чем-то озадаченным. Впрочем, это явно были не хамские выпады Адельхайма, поэтому он решил оставить этот нюанс без внимания. - Но даже такая короткая легенда – это уже интересно. Действительно… интересно, - Перри не нашел ничего лучше, кроме как понимающе улыбнуться в ответ. Ну наконец-то хоть какое-то прояснение. Если он находит интересной подобную чушь, значит, нужно просто продолжать прикидываться безмозглым жадным до приключений туристом.
- Держу пари, Вы хотите поймать этого оборотня? В одиночку?.. – ну, нет. Только не это. Подобные слова Персиваль слышал уже не один раз, и прекрасно понимал, к чему клонит этот мальчишка… Черта с два! Ему и без ребенка на этой миссии предостаточно проблем. Что скажет главное управление, если он вместо того, чтобы прекратить пропажу детей, скормит акума еще одного? - Не подумайте, что я в Вас сомневаюсь, нет-нет! Но… Посудите сами, если этот а… оборотень охотится на детей, выйдет ли он лицом к лицу с Вами? Думаю, Вы сами понимаете, что он будет прятаться от Вас, ему нужные слабые жертвы. Вас-то уже тяжело назвать мальчишкой, - парень, тем временем, продолжал эти ненавязчивые подлизывания. Впрочем, в последних его словах Перри углядел нечто разумное: и правда, едва ли какой здравомыслящий – если можно так выразиться – акума соизволит самостоятельно выйти навстречу мужчине в экзорцистской форме. Конечно, использовать ребенка в качестве приманки аморально и бесчестно, но… «Он ведь сам предложил, верно?», - подумал Перси, сыто ухмыльнувшись и тут же, спохватившись, вернулся к прежней добродушно-внимательной гримасе. Его мало беспокоил как вопрос пропажи и предполагаемой смерти детей, так и дети вообще. В конце концов, когда это чудовище убивало его сестру, никакие экзорцисты не явились на помощь… А если этот бродяга так уж жаждет приключений, пусть его – все равно долго на улице не протянул бы, ведь до зимы не так уж много осталось.
- Так на что вы намекаете? – Адельхайм все-таки задал этот вопрос, хотя ответ был очевиден. Произнося эти слова, он взглянул на собеседника с вызовом, придвинувшись поближе и сократив дистанцию между ними до совсем уж неформальной, таким образом, уже «озвучив» ответ на еще не высказанную просьбу.
- Вот что я предлагаю… Не стоит ли нам сработаться? Если горожане и правда говорят об этом… оборотне и теряют своих детей, наверное, они дают за него хорошую плату, верно? Вознаграждение поделим… Ну, допустим, сорок мне и вам шестьдесят, - вызов отразился в глазах ребенка той же смелой уверенностью. Сделку можно было считать уже состоявшейся. Однако Перри это не особенно радовало, напротив, он был несколько разочарован: оказывается, этот ребенок ничем не отличается от всего нищего сброда, думающего только о деньгах. «Так вот, в чем все дело. Готов рискнуть собственной жизнью ради какого-то железа», - с горечью подумал Персиваль, отвернувшись и оглядывая зал. Хозяйка копошилась у стойки с подносом, на котором он чудом разглядел сквозь толщу табачного дыма свой ужин. «Женщины», - едва слышно пробормотал он себе под нос, разворачиваясь обратно. Вечно опаздывают.
- Не знаю, - с притворным беспокойством протянул Адельхайм, выстукивая по столу незамысловатый ритм. – Разве я могу положиться на незнакомца? А вдруг Вы окажетесь бесполезны, и мне придется еще и вас спасать? – он улыбнулся чуть виновато, тем самым дав понять, что в худшем случае никто никого спасать не собирается. Пусть парень заранее готовится позаботиться о себе самостоятельно. В конце концов, фольклорные представления об оборотнях немного страшнее, чем стандартная модель Акума, так что если мальчишка будет серьезен, есть даже шанс, что он выживет… Впрочем, это не его дело. Пора переходить к следующей стадии переговоров, чтобы гарантированно заполучить себе эту отличную приманку.
- Семьдесят, - внушительно озвучил Перри, чуть распахнув куртку и любовно погладив револьвер. – И я оплачиваю ночлег. Вы же не против переночевать вместе? Нам нужно многое обсудить, - добавил он тихим заговорщическим тоном. Теперь отказ выглядел совсем уж маловероятным, и Адельхайм отстранился, вернувшись в прежнее положение и глядя на мальчика с широкой выжидающей улыбкой.