Люблю я Лулу Белл. Занимательная она. По этому поводу написалось следующее.
- Лулу Белл. - Голос у Тысячелетнего как и всегда елейный, мягкий и не предвещающий ничего хорошего. Уж Лулу-то знает, насколько он недоволен. Только вот его недовольство сейчас, как ни странно, волнуют ее меньше всего. Еще пару часов назад, провали она задание, думала бы прежде всего о недовольстве Графа, пусть он никогда и не выражает его открыто, но каждому Ною в этот момент понятны его мысли. А Белл, безразличная и холодная Белл, всегда боялась, что он в ней разочаруется, что снисхождение в его голосе с каждым ее проигрышем будет только усиливаться, и в один прекрасный день все достопочтенное семейство станет говорить: «Это же Лулу, чего еще вы хотели?» А она ведь, экзорцист задери, на многое способна, она не слабее девчонки Камелот с ее вездесущей ухмылкой или микковских тизов — почему же тогда эти двое всегда выходят победителями, даже если они побежденные, а ей остается только сожаление?
- Иду. - Лулу нехотя сползает с кровати, которую с недавних пор не застилает Мими. Которую вообще никто теперь не застилает. На волосах позвякивает колокольчик, и в этот раз его звон какой-то насмехающийся. Наверное, он видел ее слезы и теперь смеется над ее ничтожностью.
Первое, что она сделала по прибытию, направилась прямиком к Графу, надеясь получить от него наказание и дальнейшие инструкции. Все, что угодно. Лишь бы не думать о своей никчемности, которую в очередной раз доказала. Граф выслушал ее сбивчивый рассказ и отослал в комнату, сказав, что поговорит с ней позже.
Белл поняла, что ей не добыть яйцо, еще когда увидела, как отчаянно борются экзорцисты. Она никогда не придавала значения чувствам, которые, как утверждали многие, помогали в бою. «Если у тебя есть, кого защищать, за кого сражаться, если есть цель» - и прочая ерунда Белл никогда не впечатляла. Но эти странные люди умудрились победить ее. Ее — Ноя. А она ведь даже акума четвертого уровня с собой привела. Защищали дом, боролись за жизни друзей — и как после этого ни рухнуть привычной философии? Еще и этот Уолкер — ежу понятно, что парень четырнадцатый. Но вот скажи об этом Графу, тот только ухмыльнется собственным мыслям.
С недавних пор Белл тревожили подозрения, что Граф упорно что-то от них, остальных Ноев, скрывает. Что-то, о чем даже Роад не догадывается, хотя Мечта уж совершенно точно знает больше, чем все они вместе взятые. Смотрит на всех через эту свою ухмылку и насмехается над младшими.
Вопрос лишь в том, зачем Графу держать их в неведении. Впрочем, не ей, не Белл сомневаться в Тысячелетнем и его замыслах. Прийдет время, она все узнает. А пока...
- Я здесь, Граф. - И почти все семейство в сборе: ухмыляющаяся Роад на подлокотнике стула, в котором разместился всегда невозмутимый Шерил; Граф во главе стола; за ним маячат близнецы, как всегда карабкаясь друг на друга и вставляя невпопад свои слова в общий разговор; у противоположной стены Тикки задумчиво изучает свой цилиндр, вертя его в руках и изредка посматривая на остальных собравшихся. Стол, как и положенно, накрыт к ужину. Семейный ужин — традиция. «Семейный? Значит, это тоже в каком-то роде дом?» Сейчас Лулу задумывается об этом впервые. Она никогда не считала Графа своей семьей, он для нее всегда являлся хозяином, владельцем, если угодно. Но теперь она смотрит на всех присутствующих и, кажется, будто она их понимает немного лучше, чем раньше. Во всяком случае, ухмылка Роад теперь не кажется ей такой уничтожающей. Если бы умела, она бы улыбнулась в ответ.
Белл ждет, когда Тысячелетний приступит к разбору полетов. Конечно, он не будет ее отчитывать, он никогда так не поступает, но детали ему, безусловно, интересны. Он захочет знать, что да как. Но вместо тягучего голоса Графа звучит задорный голосок Мечты.
- Чего встала? Садись, а то я голодная как тысяча Уолкеров, - без стеснения заявляет младшая Камелот и плюхается на стул возле отца. Белл обводит непонимающим взглядом остальных Ноев — все предельно спокойны и, кажется, ждут, пока она сядет за стол. Последний, на кого натыкается взгляд Лулу — Тикки Микк. Он неторопливо кивает девушке на стул, и Белл окончательно приходит в себя, занимая привычное место за семейным столом. Видимо, отчитывать ее сейчас нико не собирается.
Настроение у Графа не сказать, что плохое. Даже добродушное в каком-то роде, словно про яйцо он и вовсе забыл. Где-то в середине ужина Тысячелетний предлагает тост за семью. Белл обычно не пьет. А потому ловит на себе удивленные взгляды Ноев, когда поднимает свой бокал с вином. И только глаза Мечты поблескивают удовлетворением.